Пещерные люди живут среди нас

[i][b]Успенский собор перед тем, как поставить на Соборной площади Кремля, извлекли из подмосковных недр. В тех же недрах таилась и вся белокаменная Москва. А что там таится теперь? [/b][/i][b]До тех пор, пока я не заглянул в предназначенную для нашего спуска дыру[/b], сомнений в необходимости нашего предприятия у меня не было. Если уж взялись писать о подмосковных каменоломнях, так и посетить их надо, черт возьми! Тем более двадцатилетней давности студенческий опыт шептал в ухо: ты же всегда любил авантюры, а эта — из идеальных, поскольку в меру страшно и практически безопасно. Ведь лазил же, на последней электричке уехав из Москвы кудато в ночь, месил грязь, бился лбом о низкие своды — неужели неохота вспомнить молодость? [i]Хотя воспоминания можно начать не с семидесятых годов — чего уж мелочиться — а с периода более раннего. Скажем, мелового. История подмосковных каменоломен начиналась примерно тогда, когда на месте наших квартир плескалось теплое море (эх!..), и накапливались известняковые осадки. А когда 280 миллионов лет назад теплое море отправилось в теплые страны, на память о нем остался мощный слой известняков, наиболее выраженный в районе нынешних Подольска и Домодедова.[/i]То, что мы едва не час шли под дождем от платформы Ленинская, меся ногами грязь и уворачиваясь от дрызгающих во все стороны самосвалов, было трудностью ожидаемой. Как предполагался и факт, что на входе в каменоломни не будет паркета. Поэтому корреспондент «Вечерки» и сопровождавший его знаток — опытный спелеолог Сергей Вавилов — подготовились подобающе: запасной комплект верхней одежды был у каждого.Накануне мы решали — куда лучше направить свои стопы? Выбор довольно широкий — Никиты, Володары, Сьяны, Бяки, Силикаты… Впрочем, в Силикаты сейчас вход засыпан. Остановили выбор на Сьянах, поскольку эти катакомбы наравне с Никитами считаются наиболее старыми, да и добираться до них нетрудно. Как уже догадался читатель, имя каменоломни получают по ближайшему к входу населенному пункту. И то, что Сьяны располагаются под деревней Сьяново, уже никого удивить не должно. Высокий крутой левый берег Пахры, на котором расположилась деревня, на самом деле вполне можно уподобить муравейнику: в 30—40 метрах под морковкой и редиской на огромной площади раскинулись заброшенные старинные каменоломни. Тот вход, по которому в оные годы вывозили из-под земли на телегах белый камень, давно и благополучно взорван, а нынешний энтузиастами раскопанный лаз расположен метрах в пятистах от основного ствола, на дне огромной карстовой воронки. [b]Впрочем, прежде чем рассказывать о нашем путешествии[/b], есть смысл вспомнить предшественников — тех, кто добывал подмосковный известняк. Как строительный материал белый камень начал использоваться в московском строительстве значительно раньше кирпича. Из него строились церкви еще в XII веке, а в 1367 году возвели стены белокаменного Кремля. Известняк был популярен у строителей не только в Москве — церковь Покрова на Нерли (1165) и ряд других известнейших памятников архитектуры на земле древнего Владимира также построены из белого камня. Самая древняя из сохранившихся в Подмосковье белокаменная церковь — Успения Богородицы на Городке (Звенигород, 1399), а кремлевский Успенский собор был заложен вообще на 70 лет раньше.Но если построенные целиком из известняка постройки можно перечесть по пальцам, то зданий, в которых известняк использовался для кладки цоколей и внешней отделки, не в пример больше.Принято считать, что первыми подмосковными каменоломнями были расположенные в окрестностях села Мячково, но документально добыча камня там зафиксирована лишь в конце XVI века.Раззявив рот, восхищаясь мастерством древних зодчих, следует помнить, что проблему стройматериалов бармы и постники решали сами. Находили выходы известняка на поверхность, организовывали его добычу и доставку на объект. Чуть позже возникла некоторая специализация, купцы и ремесленники откупали право на добычу полезных ископаемых.А каменоломни просуществовали в рабочем виде до нынешнего столетия: Сьяны закрылись в 1911, а Силикаты — в 1913 году. В Силикатах до сих пор сохранились рельсы от вагонеток, на которых вывозили добытый камень.Но телеги и вагонетки в прошлом — сейчас ни в одни каменоломни уже не въедешь. Хорошо хоть, что пролезть можно… [i]Вот это-то нам сейчас и предстоит. Сергей, неисправимый романтик, колдует над керосиновой лампой «летучая мышь», бурча под нос, что времена изменились и хорошего керосину не сыскать. Я, скользя носками по валяющемуся у входа сизалевому мешку, пытаюсь облачиться в старинный танкистский комбинезон. В предперестроечные годы он попал ко мне из каких-то складов гражданской обороны и больше десяти лет терпеливо ждал своего часа. Дождался, и теперь об этом пожалеет: узкая вертикальная нора с потеками глины по стенкам — это только первый этап. Голос Сергея стал глуше — он уже куда-то нырнул — и я пробираюсь следом. Ба — достаточно широкий колодец сменился щелью, по дну которой весело играет грязью ручеек. А у меня два полиэтиленовых мешка, с рюкзаком и с кофром для фотоаппаратуры… Впрочем, руки не нужны: вперед ногами, цепляясь за глину пятками и елозя задницей, довольно бойко продвигаюсь во тьму. Метров через десять горизонтальный ход чуть расширяется, можно двигаться на карачках, а еще чуть погодя — и выпрямиться.Тут на большом камне лежит сплошь исписанная тетрадка, такая же грязная, как и все вокруг.Всяк сюда входящий оставляет в тетрадке автограф: когда зашли, сколько человек, контрольный срок возвращения. Судя по записям, предыдущие товарищи были за сутки до нас, и пропусков по дням почти нет — ходят сюда часто. Тетрадочка уже закончилась, мы писали на обложке, так что если кто засобирался в Сьяны, возьмите новую. [/i][b]Насчет «засобирался» [/b]— речь идет не о тех, кто решил попробовать слазить под землю впервые, а о людях хожалых. Контингент этот, надо сказать, интереснейший. Московский «катакомбизм», если можно назвать так это явление, возник в годы, последовавшие за хрущевской оттепелью. Народ искал места, свободные от идеологических догм — шел в геологи за запахом тайги, штурмовал вершины, слетался на слеты самодеятельной песни, ну и в землю зарывался тоже. Наивно считать, что лучшими знатоками катакомб были местные жители. Максимум, на что были способны самые отчаянные — залезть в дыру, подсвечивая себе горящим веником, метров на десять и потом всю жизнь слыть среди местных «знатоком каменоломен». Первой поперла под землю неугомонная интеллигенция. В каких-то катакомбах выходы сохранились, в каких-то пришлось их искать и раскапывать. Постепенно в подземелья пришла культура, вернее — сформировалась собственная.Самые приметные развилки, гроты, ходы получали собственные названия. Исстари повелось таскать в пещеры всякие таблички, от наставлений по технике безопасности до указателей улиц. И тогда же возникло вполне разумное табу — ничего из каменоломен не уносить, сколь бы привлекательной тебе не показалась какая цацка. Народ сплачивался в группы, группы находили уютные гроты, увешивали их сувенирами, отводили места для кухни, сна и туалета — жить под землей некоторые умудрялись неделями. По большинству пунктов неписанный катакомбный кодекс сохраняется и сейчас, хотя молодежь, как всегда бывает, ныне пошла не та. По слухам, дошло дело даже до подземных столкновений, почему вроде и засыпали Силикаты. Но нагадить посреди подземного коридора — такого не было никогда! Зачем люди ходят ходят в катакомбы? Вначале — за романтикой, потом — из-за хорошей компании. Для кого-то это эпизод, некоторые становятся фанатами подземелий пожизненно. Но последним в катакомбах слишком просто и тесно — они становятся спелеологами, покоряют огромные естественные пещеры и в Подмосковье им делать уже нечего. Только изредка, как мой напарник и гид Сергей, возвращаются туда, где были молодыми и глупыми. Но тем не менее без этих заброшенных и частично порушенных каменоломен они лишились бы классной школы, в которой проходят азбуку спелеологии. В принципе климат в катакомбах идеален для распития спиртных напитков: температура постоянна круглый год — плюс 12, нет смены дня и ночи, и не надо никуда спешить. Только пока дойдешь до места, где можно опрокинуть стаканчик, так наломаешься, что от этого же стаканчика отрубаешься и спишь счастливым сном. Какой уж тут алкоголизм.Неплохо здесь, говорят, медитировать… [b]Миновав пару ответвлений, [/b]мы оказываемся в «солнышке», большом зале, куда сходятся ходов шесть. Сергей намеревается провести меня к Аристарху, легендарному скелету, лежащему в глубине каменоломен, но для того, чтобы посетить старожила, нужно найти тот самый главный ствол, до которого метров пятьсот по прямой. По прямой не выходит, идем так, как хиляют прихотливые ходы, читаем надписи: «Береги голову», «Лифт» (это узкий лаз среди обвалившихся глыб), и вдруг — «За.........сь», что в переводе на английский значит о’кей. Серега морщится — матерные надписи в катакомбах не в ходу, но не соскребать же. В одном из гротов решили оставить мешки, чтобы взять их на обратном пути. С собой — лишь фонарь и фотокамера. Уже через десять минут блужданий любимый «хоминг», инстинкт направления, столько раз выручавший меня на дневной поверхности, отказывается работать и засыпает — ковыряйтесь здесь, мол, сами. Я с некоторым ужасом понимаю — брось меня тут одного, даже в полусотне метров от выхода я смогу спокойно блуждать неделю. Настолько тут все и похоже, и разнообразно одновременно, что запомнить с первого прохода ориентиры невозможно.«Летучая мышь» закоптилась, и из-под пузатого стекла выбивается лишь узкое кольцо света. Я иду сзади и периодически подсвечиваю Сергею путь «на перспективу». Главный ход неуловим — Сергей бывает тут слишком редко, чтобы ориентироваться, как в собственной квартире. Да, впрочем, я и не собираюсь увидеть все сразу.Пусть и Аристарх, и выставка пещерных художников-символистов живут у меня в голове в качестве неких волшебных образов — это гораздо красивее, нежели самая прекрасная и романтическая действительность.Голову я сберег, а вот коленом въехал в камень как следует (странно, но прихрамывать я начал через сутки). Очередной поворот — мы проходим «песочные часы» (палка метр длиной, воткнутая между нескольких камней), уже виденные пару раз и вновь видим «за…». Сергей уже не рассматривает ее, как ругань, а лишь как ориентир. На третий раз русское о’кей вызывает тихую радость и душевный подъем — все «за…», а значит, хорошо, и мы не потерялись. За время блужданий посмотрели мы и несколько оборудованных под стоянки гротов, и увидели пару «водокапов» — в том месте, где подземные ходы ныряют под Пахру, кое-где просачивается вода. Под потолком натягивается полиэтиленовая пленка, собирающая капли в какую-нибудь емкость — и проблема пресной воды решена. Есть и туалеты, заведенные в тупичках и кокетливо завешенные такой же пленкой. Жизнь — она везде жизнь. [b]Мыслей, что мы сгинем в недрах, [/b]у Сергея не было. Впрочем, с такими мыслями никто в катакомбы и не лезет, тем не менее время от времени кто-то умудряется заблудиться. Если новичок, да еще и с наглинкой в характере, то это не так и сложно. И тогда… Тогда чаще всего катакомбисты обзванивают друг друга — у каждых каменоломен есть свои корифеи, знающие их до тонкостей — и отправляются на поиски. В людные дни мобилизуют и всех, кто оказался в данный момент в катакомбах. Даже в самых сложных случаях больше трех дней поиски обычно не длятся. Если заблудшие догадаются держаться самых натоптанных ходов, то найти их можно буквально за несколько часов. Поэтому не правы те, кто ради уменьшения числа «чрезвычаек» в нашей жизни, ратует за засыпку каменоломен. Это по меньшей мере глупо.Ведь рукотворные пещеры — изумительный туристический объект, жалко, что некому этим всерьез заняться.[i]…А мы уже нашли наши мешки и идем прямиком к выходу. Пять подземных часов здорово вымотали меня с непривычки, и потому даже предстоящее ползание по узкой грязной дыре не вызывает омерзения.Что ждет подмосковные каменоломни? Есть надежда, что какая-то часть их оживет и будет использоваться по прямому назначению. Ведь все последние годы известняк в Подмосковье добывали открытым способом, взрывая в карьерах. А «взрывной» камень нельзя использовать для строительных блоков: он обретает множество микротрещин. Но поскольку реставрационные работы шире год от года, рано или поздно придется вернуться к традиционной добыче. Может быть, где-то это уже и происходит, но тихо и без помпы.[/i]