Чужой среди своих

[b]Артист театра и кино, одаренный художник, он ушел из жизни до обидного рано – в возрасте 42 лет. А сумел за этот короткий отрезок сделать столько, что навсегда вошел в историю отечественного искусства. И запомниться всем, с кем столкнула его судьба.[/b][b]Нахимовца не получилось[/b]Он родился в Риге, в семье военного моряка. Отец, Георгий Андрианович, был флагманским штурманом бригады подводных лодок. Родители мечтали, что сын продолжит династию, хотя Юра с детства проявлял артистические наклонности.Татьяна Васильевна, мама, часто вспоминала, как лихо, еще в возрасте четырехпяти лет, он отплясывал в морском клубе и «Яблочко», и «Цыганочку», и «Барыню»:– В бушлатике, в коротких штанишках – выйдет, ручками разведет, ножками топнет. И до чего ж красиво он плясал! Все спрашивают, да кто такой белокочан белоголовый? А я говорю – это мой сын пляшет.Они отдают его в Нахимовское училище. Не судьба – десятилетний Юра возвращается домой без шапки и надежд. Его интересует не море, а сцена и живопись. Юра придумал во дворе своего дома на Левобережной кукольный театр. В садовой беседке с соседскими девочками разыгрывал сказки, мастерил декорации… По соседству жила художница по батикам, которая научила его рисовать.В 14 лет он поступает в художественное училище в Калинине. Но театр не забывает – посещает кукольный кружок, который возглавлял Владимир Штейн, во Дворце пионеров в переулке Стопани.– С Юрочкой мы познакомились, когда мне было 14 лет, – вспоминает его подруга юности [b]Нелли ИГНАТЬЕВА[/b]. – И он естественно влился в нашу компанию из 234-й школы на Цветном бульваре. Вместе ставили спектакли (помню, он играл Маяковского), вместе ходили в походы, справляли все праздники, виделись практически каждый день. Так как Юра жил за городом, иногда он оставался у кого-то из нас ночевать.[b]Золотой курс[/b]Тогда он сделал окончательный выбор между живописью и сценой. Поступил в Щукинское училище, на так называемый «золотой курс», о котором театралы до сих пор вспоминают с ностальгией. Оттуда вышли Наталья Гундарева, Константин Райкин, Наталья Варлей, Владимир Тихонов, Алексей Грабе.[b]НАТАЛЬЯ ВАРЛЕЙ[/b]: – [i]Юрочку я увидела в первый раз, когда мы поступали в Щукинское училище. Он стоял в окружении абитуриентов, и все, конечно, были суетливы, волновались, а он был такой красивый, спокойный. Мы все в него сразу влюбились. А затем он стал центром, осью земной и на занятиях, и на переменах. Он был замечательный рассказчик. Очень остроумный, со своеобразным, мягким юмором. К тому же с прекрасным голосом и слухом, замечательно играл на фортепьяно.[/i]На спектакли этого курса ходила вся Москва. «Пышка» и «Нос», поставленные Владимиром Фокиным, стали театральными событиями. Богатырев блистал везде – в силу своей фактуры, которая позволяла ему быть и героем, и комиком, и характерным актером. Рамки его амплуа никто не брался определять.[b]НАТАЛЬЯ ВАРЛЕЙ[/b]: – [i]В Юре не было ничего такого, что сейчас свойственно многим молодым актерам. Ничего от попсы в худшем смысле этого слова. Мне очень трудно было бы сегодня представить Юру Богатырева, который бы торговался из-за гонорара. Или рвался на телеэкран, чтобы стать «медийным лицом». Ему было интересно работать. Ему важна была работа высокой пробы.[/i][b]Мыл машину Волчек[/b]В студенческие годы он жил месяцами у Константина Райкина, потом у Александра Адабашьяна… Своего дома у него не будет еще много лет. Тем не менее будущее представало в розовом свете.Талантливых друзей, Богатырева и Райкина, приглашали ведущие московские театры, в том числе и Вахтанговский и МХАТ... А они выбрали «Современник». Но там все пошло не так гладко. В театре уже были свои звезды – Гафт, Кваша, Даль. И зажигать новые никто не собирался.[b]АЛЕКСАНДР АДАБАШЬЯН[/b]: – [i]После успеха в Щуке оказаться в массовке, хоть и в профессиональном театре, получать эти маленькие эпизодики… Все время ведь кажется, что можешь больше.[/i]Об отношениях Богатырева и Волчек говорили разное. Некоторые коллеги подсмеивались над искренним желанием молодого артиста понравиться главрежу. Так, он носил майку с изображением Галины Волчек. Мыл ей машину. Поступки, которые смущали некоторых, для Юрия были совершенно органичны.[b]НЕЛЛИ ИГНАТЬЕВА[/b]: – [i]Он обожал безумно Галину Борисовну. И не потому что подлиза и хотел выслужиться, а искренне боготворил ее и как актрису, и как режиссера.[/i][b]ГАЛИНА ВОЛЧЕК[/b]: – [i]Замечательно он сыграл в «Вечно живых» Марка. Юра в нем находил какие-то человеческие черты. Пытался оправдать то, что оправдать трудно.[/i][b]С видом на Кремль[/b]Театр помог ему в главном – с жильем. Появился наконец свой угол. Правда, в коммунальной квартире. Но какой! Напротив Кремля, в квартире, где когда-то жила подруга Ленина Инесса Арманд. Там поселились артисты «Современника».[b]КОНСТАНТИН РАЙКИН[/b]: – [i]Я помню, что, когда он переехал в общежитие театра «Современник» напротив Александровского сада, то очень уютно оборудовал свою комнату. Ведь Юра был вообще хозяйственный, аккуратный, чистоплотный человек.[/i]Богемная обстановка в бывшей квартире Арманд располагала к бурным и обширным застольям. Во время одного из такого застолья он… женился. Точнее – сделал предложение соседке по квартире актрисе Надежде Серой, приехавшей из провинции. Она попала в сложное положение – развелась с мужем и одна воспитывала ребенка. Богатырев никому не рассказывал об этом браке, даже матери. Лишь несколько самых близких друзей были посвящены в эту историю. И они искренне считали, что брак этот фиктивный.А Юрий между тем нежно заботился о Надежде и ее дочери Варе, помогал решать бытовые проблемы – вроде обмена квартиры. Сама Надежда не афишировала свой брак. А в ее квартире в Измайлове висели ее портреты кисти Богатырева.[b]Как закалялась роль[/b]Богатырев – Егор Шилов. Фильм Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Такой подарок судьбы редко кто получал.[b]АЛЕКСАНДР АДАБАШЬЯН[/b]: – [i]Когда я посмотрел в училище несколько его работ, то очень посоветовал Юру Никите ([b]Михалкову. – Н.Б.[/b]). Он посмотрел, как Юра играл Версилова в «Подростке», потом «Пышку» и «Нос». После этого вопрос о том, чтобы работать вместе, возник сам собой. Хотя Юра был очень неспортивный – рыхлый, со смешной толстой губой.Но было у него совершенно поразительное качество – он в буквальном смысле физически видоизменялся.Потрясенный Михалков потом вспоминал, что Богатырев освоил езду на лошади за два урока. И сидел в седле так, как будто в нем родился. Хотя один раз упал и тяжко ударился о землю – так, что не мог потом ходить. Но режиссер поставил условие – встать на ноги на следующий день. Иначе возьмет другого актера. И он встал.[/i][b]СЕРГЕЙ ШАКУРОВ[/b]: – [i]Я не заметил в нем робости, когда мы работали. Никита наверняка как-то его подготовил. И я думаю, что как-то внутренне поднапер – на этих корифеев не обращай внимания, делай свое дело, и ни в коем случае не тушуйся.[/i][b]Славы он не наелся[/b]И все-таки нельзя сказать, что после «Своего…» он проснулся знаменитым. На улицах артиста не узнавали, как и раньше.[b]АЛЕКСАНДР АДАБАШЬЯН[/b]: – [i]Как-то он пришел в дурном настроении Я спросил, в чем дело. Говорит, все нормально. Потом после трагической паузы: «Меня не узнают на улице». А ведь это было чрезвычайно положительным качеством – он мог быть совершенно никаким. Но ему, конечно, хотелось славы, чтобы подходили, говорили комплименты.[/i][b]КОНСТАНТИН РАЙКИН[/b]: – [i]Он хотел быть знаменитым. У него был момент тщеславия. Я говорю об этом по-доброму, потому что это естественное дело. Он этого не наелся, понимаете. И так радовался, когда его узнавали. Я думаю, что поэтому кино и интересовало. Наверное, потом он пришел бы к тому, что слава не самое важное в нашей профессии.[/i][b]НИКИТА МИХАЛКОВ[/b]: – [i]Он обладал той счастливой фактурой, которая в быту не видна. Это такая моль.[/i] Именно поэтому из него можно было сделать что угодно – опереточного злодея или Войницева в «Механическом пианино». И поведение его было совершенно не актерское. Он мне звонил и жаловался, чуть не плача. Знаешь, говорит, какой ужас, идет картина «Два капитана», каждый день меня смотрят. А стоит очередь за туалетной бумагой, так ни одна сволочь меня не узнала, я подошел – и она кончилась.[b]И элита, и маргиналы[/b]Может, потому, что он считал себя свободным человеком или в силу воспитания, но у галантного Богатырева складывались особенные отношения с женщинами.[b]СЕРГЕЙ ТРОФИМОВ, ПСИХОТЕРАПЕВТ[/b]: – [i]Он был очень рациональным человеком. И говорил мне о том, что любил детей, с ними нянькался. У его сестры Риты был ребенок, и он удивительно нежно к этому ребенку относился.[/i]Дефицит семьи, дома он будет восполнять новыми знакомствами. Будет общаться и с высокопоставленными особами, и с откровенными маргиналами. И везде – играть, быть органичным в предлагаемых, иногда немыслимых обстоятельствах. Например, у постели умирающего отца.[b]ИГОРЬ АРЦИС, ВРАЧ[/b]: – [i]Он очень любил своего отца. И вот как-то в разговоре о профессии, он рассказал такой эпизод. Когда тот умирал, Юра был рядом с ним. И вдруг поймал себя на том, что постоянно отслеживает каждый вздох умирающего отца, выражение его лица, последние минуты его жизни. С тем, чтобы знать, как это сыграть. И ему стало не по себе.[/i]А в творчестве таким «отцом» стал для него Михалков. Увы, не навсегда.[b]НИКИТА МИХАЛКОВ[/b]: – [i]Я думаю, что главная его проблема была в том, что ему было трудно работать без режиссера. И когда ему приходилось работать с режиссерами только по названию, это было мучительно. И я не знаю, понимал ли он это, потому что артист, как правило, когда уже работает, он себя в любом случае должен оправдать.[/i][b]Пить или не пить?[/b]Он все ждет звонка Михалкова. Работает на телевидении, радио. И – меняет театр. Уходит из «Современника» к другой сильной личности, демиургу МХАТа Олегу Ефремову. И там блещет – правда, не сразу – в роли Клеанта в «Тартюфе» Анатолия Эфроса. Каждый выход Богатырева сопровождался овациями. Об этом спектакле будут говорить и спустя годы.Но МХАТ 70-х – место хотя и статусное, престижное, но коварное. Там шли «Сталевары», а не «Гамлет», царила атмосфера семейственности, пышным цветом цвели закулисные интриги и, чего греха таить, многие народные и заслуженные скатывались в отчаянное пьянство.[b]СЕРГЕЙ ШАКУРОВ[/b]: – [i]История со МХАТом мне, честно говоря, не очень понравилась. Несмотря на то, что у него там было много работы. Что тоже плохо – когда нет отбора. Мне кажется, он не туда попал.[/i]Даже долгожданная квартира, полученная им после обращения, по совету друга Трофимова, на очередной съезд КПСС, уже не спасет его от депрессий и высокоградусных поисков смысла жизни.[b]ТАТЬЯНА ДОГИЛЕВА[/b]: – [i]Друзей-то у него было не очень, наверное, много. Но его однокомнатная квартира всегда была полна каких-то людей. Я спрашивала, это кто? Что, у тебя опять полный дом? Да, отвечал он, и я их всех боюсь. Он был настолько интеллигентен, мягок, что не мог поставить резкий заслон хамству, выгнать вон.[/i][b]НАТАЛЬЯ ВАРЛЕЙ[/b]: – [i]Юра мне часто звонил по телефону, и я понимала, что ему плохо. Его квартира стала, с одной стороны, радостью, с другой стороны, бедой. Он был человеком безотказным, к нему приходили странные люди, иногда жили у него неделями. Ему, конечно, было плохо – то самое нарушение внутреннего равновесия и гармонии, пошел какой надрыв, я это чувствовала.[/i][b]ТАТЬЯНА ДОГИЛЕВА[/b]: – [i]В наше время это не считалось грехом, тогда все пили, это было модно. Но одни как-то справлялись, а Юра в пьяном состоянии себя называл «летающий шкаф».Совершенно с ним справиться было невозможно. Но когда он работал, ни о каком алкоголе не могло быть и речи.[/i][b]НИКИТА МИХАЛКОВ[/b]: – [i]В последние годы он у меня не снимался. Я снимал то, где не очень было ему место, а на «Цирюльника» еще не было денег. Я знаю, что у него был довольно тяжелый период, но мы тогда уже не так близко общались. Но в то же время я потом узнавал, что, наоборот, его слишком занимали, он работал вообще безвылазно, его использовали очень безжалостно.[/i][b]Любовь, похожая на сон[/b]Он скрывал, что его постоянно мучила депрессия. Лишь некоторым друзьям он доверял свое сложное внутреннее состояние.[b]СЕРГЕЙ ТРОФИМОВ[/b]: – [i]Малейшая неудача или малейший конфликт – и он сразу впадал в уныние, как ребенок. Но подскажешь ему, он успокоится, и все, уже радостный. Иногда он звонил и говорил: так, это психиатр Трофимов? Вам звонит Юрий Георгиевич Богатырев, будьте любезны, проконсультируйте, у меня крыша поехала. Ну, я собирался, ехал к нему домой, и там уже все выясняли.[/i][b]НАТАЛЬЯ ВАРЛЕЙ[/b]: – [i]Юра, конечно, был одиноким. Я думаю, что многие из нас одиноки, но кто-то с этим справляется, а кто-то нет. Кто-то находит в одиночестве стимул для творчества, стремление отдать свою любовь близким или там помочь кому-то, но у Юры этого не случилось.[/i]В это время он как никогда нуждался в поддержке. В сильной женщине рядом. И она появляется – переводчица с немецкого, светская дама Кларисса Столярова.[b]КЛАРИССА СТОЛЯРОВА[/b]: – [i]Мне удалось четырежды побывать замужем. Но у меня не было ближе и родней человека, чем Юра. И вот эта ниша, она до сих пор осталась незаполненной.[/i]Познакомились они во время работы над спектаклем «Юристы» во МХАТе, который приехал ставить немецкий режиссер Флаккенштайн. Ефремов посоветовал взять Богатырева на роль начальника службы безопасности.[b]КЛАРИССА СТОЛЯРОВА[/b]: – [i]Юра как-то пригласил нас к себе домой. Мы приехали с господином Флаккенштайном. Юра массу сладостей наставил, какие-то огромные торты, шампанское, вина. Он очень радушно и гостеприимно принимал нас. И показал свои рисунки. Они были восхитительны. Он подарил свою любимую – Аню из «Вишневого сада».[/i]Премьеру спектакля они ознаменовали не только банкетом, но и выпуском остроумной стенгазеты. Кларисса придумала веселые стихи под снимками актеров на репетициях, а Юрий сделал художественное оформление.Они проводили вместе все больше времени. Она узнала, что его любимые поэты – из Серебряного века. А также то, что отдыхать, как все, он не умел и не хотел. Вместо этого он рисовал.[b]Чтобы было горячо[/b]Тем временем в театре над ним сгущались тучи – несколько раз по вине Богатырева срывались спектакли – он приезжал «не в форме». И тогда именно Кларисса спасала положение.[b]КЛАРИССА СТОЛЯРОВА[/b]: – [i]Однажды мне даже пришлось, чтобы избежать скандала – а он уже назревал, – просто срочным образом положить его в больницу. Надобность в этом явно была. Но, скажем, может быть, это не надо было делать так скоропалительно, но ситуация понуждала предпринять именно такие шаги. Ну, его подлечили, привели, в общем-то, в порядок.[/i]Подруга навещала его в больнице, подкармливала домашней снедью, подбадривала и вселяла оптимизм. Потому как лечиться от алкоголизма – конечно, не самое приятное занятие.[b]КЛАРИССА СТОЛЯРОВА[/b]: – [i]Я привозила очередную порцию пирогов или всякой снасти прямо в кастрюльке, чтобы еще было горячо. Он говорил: я тебя умоляю, только отвернись, потому что я буду не есть, а жрать. Это невозможно есть спокойно.[/i][b]Белые халаты, красное вино[/b]Серьезной проверкой на прочность их чувств стала болезнь Клариссы. Так получилось, что они лежали в одно и то же время в разных клиниках. Он – в Москве. Она – в Германии. А затем была встреча рокового 1989 года… После операции врачи прописали ей красное вино, которое было тогда трудно достать. И он пришел с двумя огромными сумками.В этот Новый год они поняли, что не могут друг без друга. Что у них есть будущее. Тем более что Ефремов пообещал Богатыреву новую квартиру – рядом со МХАТом, двухкомнатную. В одной комнате Юрий уже планировал мастерскую. И собирался переезжать туда в мае…[b]Он умер на шприце[/b]Она до сих пор сокрушается и винит себя, что в тот январь, последовавший за Новым годом, отошла от него дальше, чем следовало. Она была занята работой с Петером Штайном, который привез в Москву театр ШАУБЮНЕ. А он играл, репетировал и готовил долгожданную выставку своих картин в филиале Музея имени Ермоловой.Но 31 января на репетиции во МХАТе ему стало плохо – поднялось давление – 280 на 180. Он уезжает домой, а через день в его коронной роли Тартюфа на сцену вышел другой, срочно введенный актер.…Вечером к нему снова заглядывают незваные гости. Богатыреву плохо. Собутыльники – Саша Ефимов, сосед, гаишник Аркадий, вызывают неотложную помощь. Врачи приезжают и делают роковой укол. Ему делается еще хуже. Вторая бригада «скорой помощи» приезжает и ужасается тому, что сделала первая. Аркадий срочно вызывает приятеля – Андрея Мартынова. Тот застает ругающихся между собой врачей у остывающего тела артиста.[b]КЛАРИССА СТОЛЯРОВА[/b]: – [i]Он умолял, что не надо «скорую», что надо позвонить мне. Поскольку эти люди меня не знали, они вызвали «скорую». Ну, сосед потом позвонил мне, уже когда «скорая» сделала свое дело. И когда я приехала – он уже под простынкой лежал.[/i][b]СЕРГЕЙ ТРОФИМОВ[/b]: – [i]Несчастный случай. Юра был здоровым человеком. Приехала «скорая», сделали укол, он на шприце умер. Я подозреваю, что ему ввели клафелин. Но не с целью убить. Тогда просто не знали, что это такое, что на фоне алкоголя это смертельный, в общем, препарат.[/i][b]Он мне снится до сих пор[/b][b]НИКИТА МИХАЛКОВ[/b]: – [i]У него нет замены. Это только слова, когда говорят, что незаменимых нет. Неправда, есть места, которые другой занять не может.[/i][b]КЛАРИССА СТОЛЯРОВА[/b]: – [i]Я очень тяжело переживала его уход и чувствовала себя виноватой и до сих пор продолжаю чувствовать себя виноватой. Помню отпевание в церкви, помню, ему укутали ноги шелковым халатом Обломова. Он очень хотел сыграть эту роль. Моя дочь сшила этот халат буквально за пару часов, в мастерской МХАТа подстарили его. А сын написал стихи и положил ему в гроб. Так мы Юру проводили.…Мне до сих пор он снится – бежит по полю навстречу с распахнутыми руками.[/i]