Чтобы городу служило украшением

Александр Сумароков жаловался императрице Екатерине II: «Всемилостивейшая государыня! Театр московский зачат еще с большими непорядками, нежели прежде, и которых отвратить нельзя, ибо никакие доказательства, служащие к порядку, не приемлются». В своем письме от 31 января 1773 г. первый русский драматург расписывал в подробностях состояние московского театрального дела: гонорары авторам не платят, тексты пьес режут по живому («пиесы всемирно безобразятся»), актеров никто не учит и т. д. Письмо Сумарокова отражало общую ситуацию с московскими театрами той поры. Организация театрального дела в основном была на любительском уровне. Попытки создать профессиональный стационарный театр, как правило, заканчивались финансовым кризисом тех, кто это дело начинал. В Москве даже не было здания, про которое можно было сказать, что это театр, а посему антрепренеры устраивали спектакли в домах московской знати. Постоянной театральной труппы тоже не было, а те, что имелись, состояли преимущественно из крепостных актеров. Вот в таких непростых условиях и возник первый русский национальный оперный театр. [b]Правительственная привилегия[/b] История Большого театра началась совсем не на Театральной площади. Случилось это на Знаменке – там, где сегодня находится музыкальная школа им. Гнесиных. Днем рождения Большого принято считать 28 марта 1776 г., когда московскому губернскому прокурору князю Петру Урусову была дана правительственная привилегия «содержать театральные всякого рода представления, а также концерты, воксалы и маскарады». На 10 лет Урусов получил своего рода монополию на ведение театрального дела в Москве: «Кроме его, никому никаких подобный увеселений не дозволять, дабы ему подрыву не было». В обмен на полученную привилегию Урусов обязался за 5 лет выстроить в Москве здание для театра, причем не простое, а каменное, «чтобы городу оно могло служить украшением, и сверх того, для публичных маскарадов, комедий и опер комических». Ко времени получения привилегии Урусов находился в весьма сложном финансовом положении. Спасением для Урусова оказался иностранец – Майкл Медокс, уже имевший успешный опыт организации театрального дела у себя на родине, в Лондоне. За дело англичанин взялся споро. Прошло немного времени, и Знаменский оперный театр показал премьеру оперы Д. Зимина «Перерождение». Опера была составлена из русских песен и, как писал современник, «имела большой эффект». Поначалу небольшой по численности (в труппе было два десятка актеров, а также несколько танцоров и дюжина музыкантов), постепенно театральный коллектив разрастался – за счет актеров театра Московского университета и крепостных артистов домашних театров. Уже по самой афише спектакля можно было понять, кто из актеров крепостной, а кто свободный – напротив имен последних ставили букву Г, т. е. господин или госпожа. Пожар – частое событие в жизни многих московских театров, коснулся он и «Знаменского оперного театра». 28 февраля 1780 г. в доме по причине «неосторожности нижних служителей, живших в оном, пред окончанием театрального представления сделался пожар». Почти на полгода театр прекратил показывать спектакли. [b]Высокий статус[/b] А уже в декабре того же года состоялось первое представление театра Медокса (так его стали называть) в специально построенном для этого доме. На этот раз здание выстроили на Петровской улице, по проекту архитектора Розберга в модном тогда стиле классицизма. Каменный в три этажа дом выделялся своей величиной и скоростью строительства – возвели его менее чем за полгода. Репертуар театра складывался не только из опер и балетов, разбавлялся он и драматическими постановками. Часто артисты, выступавшие в опере, в другой раз играли в драматическом спектакле. Как, например, Михаил Щепкин. Впервые в труппе театра он сыграл в операх «Несчастье от кареты» и «Редкая вещь». Однако в историю театра вновь вмешивается огненная стихия – очередной пожар в 1805 г. уничтожил Петровский театр со всеми декорациями, машинами и гардеробом. В этот раз постройки нового здания пришлось ждать гораздо дольше. Труппа долго скиталась по Москве, показывая спектакли то в Пашковом доме на Моховой, то в особняке графа Апраксина на той же Знаменке. Лишь в 1821 г. император Александр I соизволил утвердить проект нового здания театра. Участие царя в судьбе театра было вызвано тем, что еще в 1806 г. Петровский театр стал императорским, подведомственным Дирекции московских императорских театров. Это значительно повысило статус театра. Ведь что такое были императорские театры? Об этом хорошо сказал Федор Шаляпин: «Россия могла не без основания ими гордиться, потому что антрепренером этих театров был не кто иной, как Российский Император. И это, конечно, не то, что американский миллионер-меценат или французский кондитер. Величие Российского Императора – хоть он, может быть, и не думал никогда о театрах, – даже через бюрократию отражалось на всем видении дела». Императорских театров было совсем немного – пять на две столицы. Автором проекта нового здания театра (в стиле ампир) являлся архитектор А. Михайлов, а строил новый Петровский театр Осип Бове, автор проекта реконструкции всей Театральной площади. Выступая фасадом на Театральную площадь, новый театр преобразил не только ее, он стал украшением Москвы. «Большой Петровский театр, как феникс из развалин, возвысил стены свои в новом блеске и великолепии», – извещали «Московские ведомости» в январе 1825 г. Построили новый театр на фундаменте старого, сгоревшего, и открылся он 6 января 1825 г. спектаклем на музыку А. Алябьева и А. Верстовского. Начался вечер нетрадиционно: собравшиеся стоя аплодировали, причем не артистам, а зодчему Бове. Интересно, что зрителей, желающих попасть на первое представление, оказалось больше, чем мог вместить театральный зал, и потому спектакль пришлось повторить на следующий день. Сергей Аксаков вспоминал: «Большой театр, возникший из старых, обгорелых развалин, изумил и восхитил меня. Великолепное громадное здание, великолепная театральная зала, полная зрителей, блеск дамских нарядов, яркое освещение, превосходные декорации…» В сентябре 1826 г., вскоре после своего возвращения в Москву, в Большой театр пришел Александр Пушкин. «Мгновенно разнеслась по зале весть, что Пушкин в театре; все лица, все бинокли были обращены на одного человека, стоявшего между рядами и окруженного густою толпою», – писал современник. Пушкин неоднократно бывал в театре, в частности, он смотрел здесь оперу Д. Россини «Итальянка в Алжире». А через несколько дней после свадьбы, в феврале 1831 г., он пришел сюда с женой на маскарад, устраиваемый в пользу бедных, пострадавших от холеры. А в ноябре 1837 г. в театр привели 9-летнего Льва Толстого. Но что показывали в тот вечер, он так и не запомнил. Мальчик вообще смотрел в другую сторону: «Когда меня, маленького, в первый раз взяли в Большой театр, в ложу, я ничего не видал: я все не мог понять, что нужно смотреть вбок на сцену, и смотрел прямо перед собой на противоположные ложи». Зато когда через два десятка лет, в январе 1858 г., писатель слушал здесь «Жизнь за царя» Глинки, опера ему очень понравилась, особенно финальный хор «Славься! Постепенно из названия театра пропало прилагательное «Петровский», и он стал именоваться просто и ясно: Большой театр. На тот момент это было одно из самых крупных по своим размерам театральных зданий Европы, второе после Ла Скала. [b]Пожарище на Театральной[/b] В марте 1853 г. Большой театр вновь вспыхнул. Огонь распространялся с катастрофической скоростью. О том, чтобы потушить столь огромное здание, и речи не было. В неистовствовавшем два дня пламени сгинуло все: инструменты, ноты, костюмы, декорации и квадрига Аполлона. Два года Театральная площадь напоминала людям о пожарище: обгорелые стены да торчащие, как обуглившиеся деревья, колонные портики. Все это время спектакли Большого шли по соседству – в Малом, тоже императорском, театре. В мае 1855 г. театр начали восстанавливать под руководством главного архитектора императорских театров Альберто Кавоса, автора проекта Мариинского театра в Санкт-Петербурге. К концу лета следующего 1856 г. новый, ставший еще больше, театр был готов, увеличившись в высоту и в ширину. Кавос не стал сносить оставшиеся от прежнего театра развалины: колонны и стены, – включив их в свой проект. А знаменитый символ театра – четверку коней – воссоздал скульптор Петр Клодт. Что же касается зрительного зала, то Кавос, как он сам признавался, выполнил его в стиле ренессанса, смешанного с византийским стилем. Дополняла общее восторженное впечатление и шикарная трехъярусная люстра. На открытие театра 20 августа 1856 г. пожаловал сам император, по торжественному случаю давали оперу итальянского композитора В. Беллини «Пуритане» – что интересно, в исполнении итальянских гастролеров. Государь мог полюбоваться и на роскошный занавес, передающий кульминационную сцену оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя» – встречу народом Минина и Пожарского на Красной площади в 1612 г. Занавес был выполнен опять же итальянским профессором живописи и, провисев четыре десятка лет, почти никогда не подновлялся. В антракте же опускался другой занавес, изображавший Аполлона с Музами, – он тоже в конце концов стал ветхим и был заменен. [b] По остаточному принципу[/b] Больше пожаров здесь не случалось. Разве что горели некоторые премьеры – в переносном, конечно, смысле. Дело в том, что имевшаяся в Большом театре императорская ложа заполнялась царской семьей редко, как правило, лишь в дни коронации российских самодержцев, приезжавших для этого в Москву. Все государственное внимание обращено было к столичному Мариинскому театру. Большой же финансировался по остаточному принципу. По меткому выражению историка В. Зарубина, долгие годы Большой театр оставался пасынком Дирекции императорских театров. Оркестром руководили нередко люди посредственные, по своему дурному вкусу перекраивавшие партитуру; теноров заставляли петь басовые партии, а баритонов – партии теноров и т. д. Декорации и костюмы не обновлялись десятилетиями. А в 1882 г. балетную труппу и вовсе сократили в два раза как провинциальную. Расцвет Большого театра пришелся на последние десятилетия XIX в. и связан он с первыми постановками опер Римского-Корсакова, Мусоргского, Бородина, Чайковского. Здесь в марте 1881 г. состоялась премьера «Евгения Онегина». И хотя самый большой успех у зрителей снискали куплеты Трике, а декорации набрали из старых спектаклей, на Петра Ильича все-таки надели лавровый венок. Крупным событием в жизни театра стала и дирижерская деятельность Рахманинова в 1904–1906 гг. В это время афиши украшали имена Шаляпина, Собинова, Неждановой и других талантливых певцов. [b]Светская повинность[/b] К началу XX в. в Большом сложилась любопытная иерархия спектаклей. Обычно, помимо оперы, раз в три дня по абонементам давали балет, переживавший в то время возрождение. Абонемент № 1 был наиболее дорогим и предназначался для соответствующей публики: банкиров и фабрикантов, модных адвокатов, богатых купцов. Выход в Большой был выходом в свет. Балам, на которых за 100 лет до этого блистало московское дворянство, буржуазная прослойка нашла замену в виде партера Большого театра по средам на балете. Так называемая элита собиралась, чтобы продемонстрировать бриллианты, меха, наряды, а также содержанок и любовников. Но вот на аплодисменты они были скуповаты. На более бедную публику был рассчитан воскресный абонемент № 2. Интеллигенция, чиновники средней руки, студенты и прочие не стеснялись выражать свои чувства, рукоплескали от души, приветствуя своих театральных кумиров. А иногда в театр добрые капельдинеры могли пустить и бесплатно – на галерку. Так, однажды на самый высокий ярус Большого театра попал 8-летний мальчик. Он пришел, чтобы впервые услышать оперу (родители решили отучить его от храма – уж очень ему нравились свечи, одеяния – а дело то было в 1920 г.). Затем мальчик стал ходить в оперу каждый день. А потом, в 1942 г., он был принят в театр режиссером и служил там больше полувека. Звали его Борис Покровский. [b]Шаляпин открыл лавочку[/b] Непременными спутниками Большого театра 100 лет назад были перекупщики билетов – барышники. Полиция с ними обыкновенно боролась, но чаще побеждали барышники. За билеты на спектакли с участием Собинова, Шаляпина драли втридорога. Стоило только человеку подойти поближе к театру, как барышник предлагал потенциальному зрителю свои услуги. Если человек соглашался, второй барышник пулей мчался в ресторан Вильде за Большим театром, где на случай облавы собирались и держали билеты перекупщики. Городовые тоже были не в обиде. Однажды Федор Иванович Шаляпин решил проучить спекулянтов. Узнав, что все билеты на его бенефис раскуплены барышниками, певец придумал напечатать в газетах объявление о том, что билеты на его спектакль можно получить у него на квартире. Желающих оказалось много, и все они пришли к нему в дом. Но Шаляпин был доволен: ведь те, кого он хотел видеть в зале – представители небогатой московской интеллигенции, – попали на его бенефис. Только газетчики его огорчили, написав: «Шаляпин открыл лавочку!» Свой последний спектакль императорский Большой театр дал 28 февраля 1917 г. А 13 марта он уже назывался «государственным», но это совсем другая история… [b]Александр ВАСЬКИН, член Союза писателей Москвы[/b]