Особая папка Леонида Млечина. Загадочный Андропов

[i]Продолжение.Начало: «ВМ» 5, 12, 19, 26 июля, 2, 9 и 16 августа[/i][b]Горбачев мог бы стать главным чекистом[/b]Андропов искал возможности привлечь на свою сторону молодых партийных секретарей, поэтому заботился о карьере лично известного ему Михаила Сергеевича Горбачева.В воспоминаниях Горбачева живо описано, как в 1975 году Михаил Сергеевич обрушился на Андропова:– Вы думаете о стране или нет?– Что за дикий вопрос? – недоуменно спросил Юрий Владимирович.– В течение ближайших трех-пяти лет большинство членов Политбюро уйдет, – пояснил свою мысль Горбачев. – Просто перемрет. Они уже на грани...Михаил Сергеевич горячо заговорил о том, что надо выдвигать молодых работников:– Помните, что в народе говорят: «Леса без подлеска не бывает».Разумеется, нет оснований сомневаться в точности этого разговора, воспроизведенного Горбачевым по памяти, но что-то внушает сомнение. Трудно предположить, что первый секретарь крайкома позволял себе так резко разговаривать со всесильным Андроповым.Заводить разговор о том, что члены Политбюро стары и скоро умрут – в присутствии тяжело больного Андропова – было даже по-человечески неприлично. Ставить вопрос о выдвижении молодых – как минимум нескромно.Свидетели их бесед в Ставрополе говорят о том, что тональность была, разумеется, иной – более чем почтительной. Андропов увидел в Горбачеве лично преданного ему человека, потому и приложил усилия для его выдвижения.Горбачев познакомился с Андроповым на Северном Кавказе, куда Юрий Владимирович, страдавший болезнью почек, каждый год приезжал лечиться. Как тут не проявить внимание, не организовать отдых так, чтобы у большого начальника остались наилучшие воспоминания! И грех было не воспользоваться возможностью побыть с московским начальством накоротке. Даже понятие такое появилось – «курортный секретарь».Чаще всего Андропов предпочитал санаторий «Красные камни» в Кисловодске, там был особняк для членов политбюро.Вообще Андропов мало ездил по стране. Так что возможности познакомиться с партийными секретарями поближе у него просто не было. А Михаил Сергеевич Горбачев не упускал возможности побыть вместе с Андроповым. Когда председатель КГБ приезжал отдыхать, он тоже брал отпуск и селился там же, в «Красных камнях». Вместе гуляли, играли в домино.Андропов обожал «забивать козла». Сажал рядом личного врача – Валентина Архиповича Архипова. Два раза в неделю в особняке показывали кино – по выбору председателя. Ездили в горы на шашлыки. Юрий Владимирович позволял себе немного сухого вина, расслаблялся, начинал петь. Однажды читал свои стихи. Он привозил с собой записи Александра Галича, Владимира Высоцкого, эмигранта Рубашкина. Фактически эти записи были запрещены, советскому народу слушать их не разрешали, но себя председатель КГБ считал идеологически стойким.– Андропов в какой-то момент хотел взять Михаила Сергеевича в кадры комитета госбезопасности, – рассказывал мне тогдашний начальник управления КГБ по Ставропольскому краю генерал Нордман.Когда стал вопрос о назначении Горбачева первым секретарем крайкома, Андропов огорченно сказал:– Опоздал я, опоздал.Выяснилось, что он предполагал сделать Горбачева заместителем председателя КГБ по кадрам. На эту должность как раз назначались вторые секретари обкомов или крайкомов – Чебриков, Пирожков.Если бы Андропов тогда взял Горбачева к себе заместителем, то Михаил Сергеевич имел шансы со временем возглавить комитет госбезопасности. В таком случае он бы точно не стал генеральным секретарем. Не было бы и перестройки... А был бы председатель КГБ генерал армии Горбачев...Андропов понимал, что председатель КГБ – это человек, которого побаиваются. И старался привлечь на свою сторону молодых партийных секретарей, поэтому сделал все возможное для того, чтобы Горбачев переехал из Ставрополя в Москву. Ну и такой фактор, как землячество, тоже нельзя сбрасывать со счетов. Андропов хоть и маленьким уехал из края, все же здесь родился и считал себя ставропольцем.[b]Брежнев под колпаком КГБ и медицины[/b]Андропов понимал, что его время уходит с катастрофической быстротой – он болен, чтобы ждать слишком долго. И Юрий Владимирович стал готовиться к уходу Брежнева.Прежде всего наладил доверительные отношения с академиком Чазовым, который лучше всех был осведомлен о состоянии здоровья и Брежнева, и всех остальных членов Политбюро.Один-два раза в месяц он встречался с Чазовым – или у себя в кабинете по субботам, или на конспиративной квартире в одном из старых домов неподалеку от Театра сатиры. Устраивался небольшой обед с учетом строгой диеты, прописанной Андропову.[i]«Разговор шел в основном о состоянии здоровья Брежнева, – вспоминает Чазов, – наших шагах в связи с его болезнью, обстановке в верхних эшелонах власти. Умный и дальновидный политик, с аналитическим складом ума, Андропов, как шахматист, проигрывал возможные варианты поведения тех или иных политических деятелей».[/i]Начальник 4-го главного управления считал себя в негласной иерархии равным председателю КГБ. Доступ к генсеку и возможность влиять на него, возможно, давали ему основание так думать. Члены Политбюро старались ладить с начальником кремлевской медицины. Ко всему прочему именно его генеральный спрашивал о здоровье других членов Политбюро. И никто не знал, что именно он скажет за закрытыми дверями.Лекарства, медицинская техника покупались иногда напрямую через КГБ, и резидентурам разведки поручалось немедленно и за свой счет найти требуемое. Иногда фармацевтическим фирмам специально заказывались препараты для нужд генерального.Между Андроповым и Чазовым существовала «близость, возникающая между тяжелобольным пациентом и лечащим врачом». Она переросла в доверительные отношения.[i]«Чазов – фигура зловещая, не врач он, а бог знает кто еще, иначе не допустил бы такого лечения и смерти Леонида Ильича, – говорил потом бывший помощник генерального секретаря Виктор Андреевич Голиков. – Он всю информацию тащил в КГБ. И там решали, как лечить больного. Кто-то подсовывал ему зарубежные сильнодействующие таблетки. А ты знаешь, какие за границей лекарства? Я могу сказать. Это были сильнодействующие средства. Они его и доконали. Пусть мне вторую руку отрежут, но я убежден, что Леонид Ильич умер не от инфаркта. Его напичкали этой дрянью. Тут Чазов, другие врачи не доглядели или уже не очень беспокоились о нем».[/i]Виктор Голиков стал помощником Брежнева еще в Молдавии, проработал с ним дольше всех. Леонид Ильич ему очень доверял. После кончины Брежнева Голиков оказался не у дел и не мог скрыть своего недовольства новым руководством.Наверное, только этим можно объяснить его уверенность в том, что Брежнева уморили Андропов с Чазовым...[b]Черненко как конкурент[/b]Юрий Владимирович мечтал вернуться из КГБ в аппарат ЦК КПСС, что открыло бы ему дорогу к должности генерального секретаря. Его беспокоило «разгоравшееся соперничество» между ним и Черненко. По мере того, как Брежнев слабел, Черненко становился для него все более близким человеком.Константин Устинович, возглавляя общий отдел ЦК, контролировал всю работу партийного аппарата. Он не только информировал Брежнева обо всем, что происходит, но и создавал иллюзию напряженной работы генерального секретаря.Брежнев в последние годы так доверял Черненко, что подписывал принесенные им бумаги, не вникая в их суть.– Задача общего отдела – обслуживание высших органов партии, – рассказывал мне старший помощник Черненко Виктор Васильевич Прибытков. – Имелось в виду организационно-техническое обслуживание. Но получилось иначе. Ни один документ, в том числе самый секретный, самый важный не мог миновать общего отдела. Даже председатель КГБ Андропов обращался к генеральному секретарю Брежневу через общий отдел. Личные беседы у них происходили достаточно редко. Первым получателем и читателем его бумаг был заведующий общим отделом Константин Черненко.Конечно, через общий отдел проходили тонны малозначащих, а то и просто пустых бумаг, которые приходили отовсюду. Но в целом они давали картину жизни страны. И это позволяло Черненко не хуже Андропова знать, что происходит в государстве.После смерти любого крупного партийного деятеля приезжали сотрудники КГБ и забирали весь его архив. Он поступал в общий отдел ЦК, в распоряжение Черненко. Эта судьба постигла архивы решительно всех, в том числе и Хрущева, и Микояна. Осечка вышла с Михаилом Андреевичем Сусловым, просто потому, что у него вообще не оказалось никакого архива.Только два человека имели доступ к архиву Политбюро: генеральный секретарь и заведующий общим отделом. Но Брежнев архивными материалами не интересовался, а Черненко знал все, что там хранится. А там лежали взрывоопасные материалы, которые таили от мира и еще больше от собственной страны: оригиналы секретных протоколов, подписанных с немцами в 1939 году, о разделе Польши и Прибалтики, документы о расстреле польских офицеров в Катыни. И многое другое, что было ограничено наисекретнейшим грифом – «особая папка». Даже члены Политбюро не имели доступа к этим документам и просто не знали, что хранится в архиве Политбюро.Черненко знал все партийные тайны и секреты, а зачем подпускать к ним других? В последние годы, когда Брежнев был совсем больным, Черненко стал ему особенно нужен. Никто не мог обратиться к генеральному секретарю через голову Черненко. И получить подпись под нужной бумагой, и поговорить с Леонидом Ильичем можно было только через Черненко. Он тщательно фильтровал информацию, поступающую к Брежневу, определял график работы генерального секретаря. Секретари в приемной генсека были его подчиненными. Когда другие помощники приходили к Брежневу с какими-то неотложными вопросами, он раздраженно говорил:– Вечно вы тут со своими проблемами. Вот Костя умеет доложить...И проблемы у них были одинаковые. Оба жаловались на расстройство сна, оба в больших количествах потребляли сильнодействующие снотворные препараты и транквилизаторы, которые расслабляли их до такой степени, что они лишались способности действовать.Сначала они не могли заснуть, потом не в состоянии были проснуться. И выводили себя из этого состояния с помощью не менее сильных взбадривающих препаратов. Это пагубно влияло на память, на мозговую деятельность. Нарастали склеротические явления. А ведь именно блестящая память – самое важное качество всех крупных политиков.Едва ли Брежнев готовил Черненко себе на смену. Другое дело, что сам Черненко в какой-то момент подумал: а почему бы и не я?[b]«Лучше Юрия нет никого»[/b]Ситуация изменилась, когда 25 января 1982 года умер Михаил Андреевич Суслов, который был секретарем ЦК тридцать пять лет. Пока Суслов сидел на Старой площади, Андропову не было хода наверх. Суслов не любил Андропова. Не любили главного чекиста и другие члены Политбюро, кроме, пожалуй, министра обороны Дмитрия Федоровича Устинова. Погубить чью-то карьеру председатель КГБ мог запросто. Помочь – нет.А теперь освободился кабинет номер два на пятом этаже в первом подъезде основного здания ЦК КПСС. Все ждали, кто его займет. Брежнев неожиданно для многих выбрал Андропова.Помощник генерального секретаря Александров-Агентов вспоминал, как через день-два после внезапного заболевания Суслова Леонид Ильич отвел его в дальний угол своей приемной в ЦК и, понизив голос, сказал:– Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его место перевести в ЦК Андропова. Ведь, правда же, Юрка сильнее Черненко – эрудированный, творчески мыслящий человек?Интересно, почему Брежнев отвел своего помощника в угол? Не хотел, чтобы разговор слышали чужие люди? Предполагал, что и его прослушивают? Кто бы это мог быть? Генерал-полковник Дмитрий Волкогонов, который после 1991 года был допущен к самым секретным материалам Политбюро, уверял, что это делал Черненко, что [i]«в его кабинете находилась аппаратура, с помощью которой можно было прослушивать разговоры самых высоких чиновников на Старой площади, в том числе и располагавшихся на пятом этаже основного здания ЦК...» [/i]Когда академик Чазов сообщил Брежневу о смерти Михаила Андреевича, генеральный секретарь спокойно сказал:– Замена ему есть. Лучше Юрия нет никого.Но Брежнев почему-то медлил с окончательным решением. Андропов переживал, думая, что это интриги Черненко.Академик Чазов даже поинтересовался у Андропова, отчего задержка с переходом на Старую площадь?– А вы что думаете, меня с радостью ждут в ЦК? – огорченно ответил Андропов. – Кириленко мне однажды сказал – если ты придешь в ЦК, то ты, глядишь, всех нас разгонишь.Андрей Павлович оказался прав: Андропов, став генеральным секретарем, помня о старых обидах, первым отправил на пенсию Кириленко, к тому времени тяжело больного человека. Впрочем, Андропов был немногим здоровее...Предложение перейти на Старую площадь вызвало у Юрия Владимировича смешанную реакцию. Он привык к КГБ, боялся лишиться реальной власти, потому что официальной должности второго секретаря ЦК в партии не было. А Брежнев не уточнил, каким будет объем его полномочий, действительно ли он хочет, чтобы Андропов заменил Суслова, или же ему нужен просто еще один секретарь ЦК.Андропов доверительно сказал начальнику московского управления госбезопасности Алидину:– Виктор Иванович, вот мне предлагают идти работать секретарем ЦК. Что толку, что я там буду бумаги носить по коридорам? Здесь же я больше пользы принесу.Андропов не мог понять, действительно ли Брежнев нашел в его лице замену Суслову, или же это просто предлог, чтобы убрать его из КГБ? Вдруг Леонид Ильич к нему переменился? А тут еще проявил неожиданную активность министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко.Позднебрежневские времена убедили Громыко в том, что он не хуже других может руководить страной, а одной внешней политики для него маловато. Он носил, не снимая, почетный значок «50 лет в КПСС», показывая свой солидный партийный стаж.После смерти второго секретаря ЦК Михаила Андреевича Суслова он вознамерился занять его место. Но совершил большую ошибку. Позвонил Андропову и стал советоваться, не следует ли ему, Громыко, занять эту должность?– Андрей, это дело генерального секретаря, – осторожно ответил Юрий Владимирович.Разговор получился для Андропова неприятным, потому что это кресло он уже считал своим, о чем Громыко вскоре узнал.Отношения их лишились прежней приязни. Тем более что если Брежнев на встречах с иностранцами мог только прочитать подготовленный ему текст и постоянно поворачивался к Громыко, ища у него одобрения, то Андропов не нуждался в помощи министра при общении с иностранными гостями.В середине марта Брежнев поручил Андропову произнести доклад по случаю очередной ленинской годовщины. Это был признак доверия. Доклад получился необычным по стилю, и хлопали Андропову больше, чем было принято.[b]Хватит ли здоровья?[/b]На пятом этаже главного здания ЦК находились всего три рабочих кабинета. Один занимал Брежнев, второй Суслов, третий Кириленко. Это символизировало их место в руководстве партии. Юрий Владимирович занял сусловский кабинет, что подчеркивало его положение второго человека в партии. Но курировал он – в отличие от Михаила Андреевича – только международный отдел и чувствовал себя на новом месте неуверенно, потому что плохо знал партийный аппарат.[i]«Такое впечатление, что Ю. В. растерян, – писал хорошо его знавший Александр Бовин. – С одной стороны, он вроде бы кронпринц. Но с другой, не все это понимают и не всех это радует. Там он опирался на могучую машину, которая слушалась его беспрекословно. Здесь же он только один из многих узлов в сложной сети взаимоотношений. И ветры здесь дуют не всегда попутные».[/i]Бывший секретарь ЦК КПСС Валентин Фалин пишет, что, «переселившись в бывший кабинет Суслова, Андропов некоторое время остерегался вести в нем, особенно вблизи телефонных аппаратов, разговоры, задевавшие персоналии. Он даже объяснял в доверительной беседе почему: со сменой председателя КГБ новые люди пришли также и в правительственную связь. Похоже, Андропов обладал кое-какими познаниями насчет возможностей, которыми располагала эта служба для негласного снятия информации».Страна и мир гадали, что принесет с собой новый секретарь, какие идеи выдвинет. И мало кто понимал, что кабинет в ЦК КПСС занял тяжело больной человек, чье время на самом деле уже истекало.Генерал Вадим Кирпиченко вспоминает, что Андропов угасал на глазах чекистов. Гулять он не любил, превратился в кабинетного человека. В последнее время, еще в КГБ, Андропов рассматривал дела без прежней живости. Ему трудно было читать. Он просил их читать ему вслух.Крючков и его заместитель генерал Виктор Грушко приехали к Андропову на доклад.Юрий Владимирович встретил их со стаканом воды в руке, он явно запивал очередное лекарство.– Как у вас дела в лесу? – с нескрываемой тоской в голосе спросил он. – Как бы я хотел посидеть у пруда, среди зелени и цветов.Годы работы в КГБ не пошли ему на пользу. Валентин Фалин пишет, что, [i]«вращаясь в замкнутом, отрицательно заряженном пространстве, Андропов сильно менялся сам».[/i] В нем усилились недоверчивость, подозрительность, мнительность и мстительность.Брежневу намекнули, что Андропов слишком болен и не в состоянии руководить страной. Леонид Ильич позвонил академику Чазову, отвечавшему за медицинское обслуживание партийно-государственной верхушки:– Евгений, почему ты мне ничего не говоришь о здоровье Андропова? Мне сказали, что он тяжело болен и его дни сочтены. Я видел, как он у меня в гостях не пьет, почти ничего не ест, говорит, что может употреблять пищу только без соли.Чазов удивился. Во-первых, он не раз рассказывал о болезни Андропова, но Брежнев всякий раз отмахивался: [i]«Юрий работает больше, чем все здоровые члены политбюро». [/i]Во-вторых, Брежнев давно утратил интерес ко всему, что не касалось его лично.Чазов дипломатично ответил, что Андропов действительно тяжело болен, но лечение позволяет стабилизировать его состояние, и Юрий Владимирович вполне работоспособен.– Работает он много, – согласился Брежнев, – но вокруг его болезни идут разговоры, и мы не можем на них не реагировать. Идут разговоры о том, что Андропов обречен. А мы на него рассчитываем. Ты должен четко доложить о его возможностях и его будущем.Слова Брежнева были плохим сигналом. Здоровых людей среди членов Политбюро было немного, но состояние их здоровья оставалось для всех секретом. Если же о ком-то стали говорить как о больном человеке, то ему следовало думать о переходе на покой.Вскоре Чазову позвонил и сам Андропов. Он был очень встревожен и просил академика о помощи:– Я встречался с Брежневым, и он меня долго расспрашивал о самочувствии, о моей болезни, о том, чем он мог бы мне помочь. Видимо, кто-то играет на моей болезни и под видом заботы хочет представить меня тяжелобольным, инвалидом. Я прошу вас успокоить Брежнева и развеять его сомнения и настороженность в отношении моего будущего.Выступление Андропова на торжественном собрании по случаю дня рождения Ленина в апреле 1982 года, еще при Брежневе, произвело впечатление – меньше пустых фраз, чем у других, несколько неожиданных слов, например: [i]«Мы не знаем как следует общества, в котором живем».[/i]Анатолий Черняев записал в дневнике: [i]«Говорил банальности – но с размахом. В фойе во время перерыва слышались разговорчики: «Почему бы и не очередной генсек?» [/i]Андропову аплодировали больше, чем обычно. Юрия Владимировича это испугало. Он боялся ревности коллег.[b]Повсюду завистники[/b]На заседаниях Политбюро Черненко сидел рядом с Брежневым, а Андропов – через одного, то есть рядом с председателем Совета министров Тихоновым. Андропов вроде бы даже пожаловался Брежневу, что Черненко его затирает, ведет заседания секретариата и Политбюро. И Брежнев распорядился, чтобы это делал Андропов. Тут были особые хитрости.Брежнев всегда боялся усиления второго секретаря, поскольку человек, ведущий секретариаты и располагающий сиреневой печатью ЦК КПСС номер два, становился важнейшей фигурой для работников центрального аппарата и местных партийных секретарей: он их назначал и снимал, отправлял в заграничные командировки и на учебу, то есть он сажал «уездных князей» на «кормление».Завися от благорасположения второго человека, партсекретари старались демонстрировать ему лояльность.В июле 1982 года, когда члены Политбюро сидели в ореховой комнате, Андропов внезапно поднялся и сказал:– Пора начинать.Он первым вошел в зал заседаний и сел в председательское кресло. Вечером позвонил Горбачев:– Поздравляю, кажется, произошло важное событие. То-то, я гляжу, вы перед секретариатом были напряжены.Андропов решился на это не по собственной инициативе. Оказывается, ему позвонил Брежнев:– Для чего я тебя брал из КГБ и переводил в аппарат ЦК? Я тебя брал для того, чтобы ты руководил секретариатом и курировал кадры. Почему ты этого не делаешь?Был ли Горбачев близок к Андропову? Безусловно. 19 июля 1982 года Андропов пригласил к себе Виталия Воротникова, вернувшегося с Кубы, и предложил должность первого секретаря Краснодарского крайкома.– Медунова мы отзываем в Москву, – объяснил ему Андропов. – В крае сложилась пренеприятная ситуация. Медунов, наконец, понял, что дальше там оставаться ему нельзя. Взяточничество, коррупция среди ряда работников различных сфер, в том числе среди партийного актива. Арестованы и находятся под следствием более двухсот человек.Обычно такие разговоры ведутся один на один. Новый руководитель области или края должен был понять, из чьих рук он получает власть. При разговоре с Воротниковымв кабинете Андропова находился Горбачев. Не только потому, что Горбачев рекомендовал Воротникова. Важнейшие вопросы Андропов решал с помощью Михаила Сергеевича.Само по себе смещение Медунова, любимца Брежнева, показало аппаратную силу Андропова. Но его влияния было недостаточно для того, чтобы добиться действительно важных перемен.В октябре 1982 года Валентин Фалин побывал в кабинете Андропова, которого не видел несколько месяцев. Юрий Владимирович сильно изменился: [i]«Лицо бело, спорит в цвете с седыми волосами. Непривычно тонкая шея, окаймленная ставшим вдруг необъятным воротничком сорочки. Голова кажется еще более крупной. Глаза тоже другие. Они не улыбаются, если даже Андропов шутит. Мысль из них не ушла, но добавилось озабоченности и печали».[/i]Андропов прочитал по глазам невысказанный вопрос и ответил:– Врачи рекомендовали пройти курс похудения. С пуд сбросил. Как будто бы на пользу.3 ноября у Андропова побывали Арбатов и Бовин. Им Юрий Владимирович рассказал, как ему звонил Брежнев и велел, во-первых, заниматься кадрами и, во-вторых, в отсутствие Леонида Ильича вести политбюро.– Власть переменилась! – довольно произнес Андропов, подняв указательный палец.Через неделю, после смерти Брежнева, власть в стране действительно перешла к самому Андропову.[b]Окончание в номере «Вечерней Москвы» 30 августа[/b]