Марьяна Цой: «Главное для меня – уберечь сына Вити»

[b]Те, кто утверждает, будто бы русский рок умер, в доказательство приводят даже дату этой смерти – 15 августа 1990 года. Тогда «Москвич-2141», за рулем которого был Виктор Цой, врезался в «Икарус» на 35-м километре шоссе Слока-Талса, неподалеку от Юрмалы. Таких, как Виктор, действительно больше нет и, видимо, не будет. Правда, никто толком и не знает, каким на самом деле был лидер группы «Кино». Виктор закрывался от внешнего мира, близких друзей у него не было. Зато у него была любимая жена Марьяна. На прошлой неделе она приехала в Москву за очередными «авторскими» от продаж дисков «Кино», и мы воспользовались возможностью с ней пообщаться.[/b][b]– Раз вы приехали за гонорарами, возникает логичный вопрос: как сейчас продаются диски «Кино»?[/b]– Они всегда стабильно продавались, интерес к «Кино» не упал. Единственный провал был в 98-м году, во время дефолта, но был связан не с падением популярности группы, а с экономикой. Тогда все артисты оказались в полной заднице.[b]– Кто же эти люди, которые в таком количестве поглощают творчество несуществующей уже 14 лет группы?[/b]– Это молодые ребята, что приятно. Это видно на любом концерте памяти Виктора – в зале-то в основном одни подростки. Как они приходят к этой музыке? Не знаю, как-то сами. Никакой агитационной работы никто не ведет. Для себя я поняла: у Вити не было ни одного нехита. В каждой песне правда, которая так или иначе тебя касается, вне зависимости от того, жил ты в середине 80-х или растешь сейчас. Это, на мой взгляд, главная причина такого долгого успеха. Но вообще мониторингом поклонников я не занимаюсь и ни с кем из них не общаюсь. В Питере даже фан-клуба «Кино» нет. Слава богу.[b]– Почему «слава богу»?[/b]– Потому что фан-клуб, на мой взгляд, – это нездоровое объединение. Путешествовать за артистом по всей стране, торчать у него в подъезде, писать любовные письма – этого я никогда не понимала. Тем более что нового «Кино» уже не будет. Что сейчас делать этому фан-клубу?[b]– Например, строить музей, который, как я знаю, уже десять лет собираются организовывать, а все никак.[/b]– Да кто собирается? Об этом постоянно говорят, но лично ко мне до сих пор всерьез никто не обращался. А если кто-то и обратится, я все равноничего Витиного не отдам.Даже те маленькие нэцке, которые он делал для себя.[b]– Почему?! [/b]– Потому что не верю никому. Не верю в то, что дело не затухнет.Зато почти убеждена, что если отдать вещи, они тут же пропадут. Вот, например, ребята из «Кочегарки» ([i]знаменитая котельная в Питере, в которой Цой проработал несколько лет[/i]. – [b]Е.Л.[/b]) давно бредят идеей сделать в помещении котельной мемориальную Витину комнату. Но там такие нравы! Отдам я им Витину гитару, чтобы на стене висела – так найдется ктонибудь, кто по пьяни ее топором вырубит! И потом: что, собственно, в музее выставлять? У меня есть Витькины рисунки, нэцке, два инструмента – акустический и электрический. Еще одна гитара живет в Москве, у мадам Разлоговой ([i]с Наташей Разлоговой Цой провел последние два года жизни[/i]. – [b]Е.Л.[/b]). И все! Это экспонаты одной комнаты. Ну что за смысл: прийти и попялиться на гитару? Обычная двенадцатиструнная «деревяшка» ленинградского завода. Да, на ней писались гениальные песни. Но человека-то уже нет.[b]– Странно, неужели по стране нет людей, у которых что-то осталось от Вити?[/b]– Не думаю. Витя ничего за собой не оставлял. Он не был «вещистом», ему никогда не нужно было много. Если он уезжал куда-то, то брал с собой всегда по минимуму: все умещалось в рюкзак.[b]– А неизданных материалов много осталось?[/b]– Песни изданы все. Виктор никогда не писал «вперед». Он задумывал альбом и сразу писал его целиком. Что-то из видеохроники осталось, но тоже немного. Не вошедшие в фильмы кадры, любительские съемки с концертов. Может быть, этим в ближайшем времени и займусь. С другой стороны, ну чего там копать? Вот Сантер остался, его надо беречь ([i]Сантер – Саша, сын Марьяны и Виктора[/i]. – [b]Е.Л.[/b])[b]– Чем он, кстати, занимается?[/b]– В группе играет, зараза такая! ([i]смеется[/i]).[b]– Почему «зараза»?[/b]– Я очень этого не хотела и приложила максимум усилий, чтобы этого не случилось. Уж слишком хорошо я знаю изнанку этого дела. Стабильности хотелось для него – сами-то с Витей всю жизнь на нитке висели. Это же не жизнь – ужас! Но Саня воспитывался, конечно, в музыке, смотрел с пеленок на все это. Я по наивности думала, что его как-то пронесет. В 16 лет отправила его в Москву, он там год жил и занимался текстильным дизайном. Компьютером в совершенстве овладел, английский язык выучил. Вернулся взрослым человеком. А сейчас объявился его старый приятель, музыкант, и им обоим вдруг башню сорвало. Вот болтаются между небом и землей со своими репетициями. Санек не пишет – играет на басу. Причем, несмотря на то, что у него была возможность попросить о помощи (ведь знакомые нашей семьи – сплошные рок-звезды!), он не стал ею пользоваться. Всему сам научился. Сразу видно – Витькина кровь.[b]– А вы слышали его группу?[/b]– Еще чего не хватало! На репетицию мне идти? Озолоти меня – не пойду ([i]смеется[/i]). Сыта этим всем по горло. Даже не знаю, как его группа называется. Я уже старая девушка, мне не до этого. Да и живет Сашка отдельно.[b]– Три года назад вы организовали «Кинопробы» – проект, в котором почти все рок-музыканты перепели песни Вити. Чуть позже – концерт, посвященный 40-летию Цоя. Что дальше?[/b]– Пока все. Во-первых, повода нет. Во-вторых, это гигантский труд. Взять, к примеру, вами упомянутый концерт. Вы не представляете, сколько усилий и нервов нужно, чтобы всех согнать в одно время и в одно место! А потом еще на тебя подают в суд, мол, Марьяна все «сожрала» (в суд на Марьяну Цой подали бывшие музыканты группы «Кино», считающие, что их авторские права ущемлены. – Е.Л.). Да я себе, простите, трусов даже не купила с этих концертов и дисков. Вся прибыль ушла на Сашку. Компьютер ему обновили, купили «железо», большой монитор. В общем, все по мелочи.[b]– Музыканты охотно подписываются на такие концерты?[/b]– Открою тайну: концерт 40-летия был гонорарным. Все, кто играл, получили деньги. Согласитесь, гнать на сцену ветеранов «за идею» было бы глупо и некрасиво, тем более что была возможность заплатить. Но при этом, подчеркиваю, все согласились бы выступать и бесплатно.[b]– Откуда такая уверенность?[/b]– Потому что это люди другой эпохи. Для них «Кино» не пустой звук, для многих Виктор был и вовсе другом… ([i]пауза[/i]) если такой закрытый человек вообще мог кому-нибудь быть другом. Но, по крайней мере, из тех, кто выходил на сцену, незнакомы с Витей были только братья Самойловы и Сережа Чиграков. Потом у многих музыкантов питерские корни, а это совсем отдельный тип людей. Питерец для питерца последнюю рубаху отдаст. Мне Кинчев, Шевчук постоянно звонят, всегда помогают, если надо. Хотя они мне ничем не обязаны.[b]– Вас перестали доставать поклонники «Кино», которые раньше считали вас чуть ли не виновницей гибели Цоя?[/b]– О, да! Одна девушка осталась, да и то где-то под Нижним Новгородом живет. Она написала какую-то безумную книгу воспоминаний «Виктор Цой и я», в которой я мешаю их любви. До сих пор от нее гневные письма получаю. Но в любом случае такого, как раньше, нет и в помине. Камнями в окна никто не кидает и на кладбище не подкарауливает. Страшно сказать, я ведь первое время могла появиться на могиле мужа только ранним утром или поздним вечером! Ужасно тяжело было. Но с последним поколением поклонников «Кино» проблем нет. На кладбище девчонки даже ограду за свой счет поставили.[b]– Чем вы сейчас занимаетесь?[/b]– Ничем особенным. Я, например, люблю переводить японские тексты. Так, для себя, это не работа.[b]– Вы знаете японский?![/b]– Я окончила факультет востоковедения питерского университета. В 40 лет, между прочим![b]– Зачем?[/b]– Это был припадок. Желание расширить собственные горизонты.[b]– И часто с вами такие припадки случаются?[/b]– Регулярно. Год назад я с нуля выучила английский. С фотографиями мне нравится возиться: даже скорее не щелкать, а составлять композиции, коллажи из разных снимков. Вязать недавно начала с какого-то перепуга! А сейчас хочу научиться ткать. Мне интересно жить. Иногда пишу что-нибудь, рисую. Никто не заказывает – я для себя, в стол.[b]– А если к вам придут издатели и скажут: «Марьяна, напишите книгу о Цое», согласитесь?[/b]– Так ведь такой опыт уже был. И, если честно, он не оставил мне приятных воспоминаний. Пусть сама книжка разошлась каким-то бешеным тиражом ([i]600 тыс. экз[/i]. – [b]Е.Л.[/b]), но больше я так «гореть» не хочу. Очень сложно писать, когда знаешь, что пишешь не просто так, а для издания на всю страну. Огромная ответственность, сроки поджимают, сосредоточиться трудно. А я к тому же человек акустический.[b]– В каком смысле?[/b]– В смысле, что я терпеть не могу компьютеры. Если я пишу, то воспринимаю только лист бумаги и ручку, а компьютер даже включать не умею ([i]смеется[/i])! Но, в принципе, не в этом дело. Просто, когда первую книжку захотели переиздать, мне предложили дописать туда еще несколько историй. И я вдруг поняла, что писать-то нечего! Я все сказала, поставила точку. Недосказанного у меня не осталось.