Александр Ф. Скляр: Если хочешь быть музыкантом, надо пахать, как вол, и меньше бухать!

[b]Лидер группы «Ва-БанкЪ» Александр Ф. Скляр в своем роде является отражением всего поколения рок-музыкантов 80-х. Бешеное и ритмичное начало, пощечина общественному вкусу, борьба с системой, а после ее слома – опустошение и новый поиск себя в новом времени. Как итог – уход в акустическое, камерное звучание, ностальгия по эпохе декаданса. Вместо «косухи» – пиджак, вместо городских площадей – удобный стул на маленькой клубной сцене. Главное отличие Скляра от остальных – он не боится своего возраста. Ему за сорок, он четко это осознает и говорит о внутренних изменениях, с этим связанных.[/b][b]– Десять лет назад вы внедрили в нашу музыкальную жизнь термин «рубиться». Ваша группа была одной из самых бескомпромиссных на рок-сцене. А теперь «Ва-БанкЪ» – это акустическое звучание, ровные песни, без крика и надрыва. Возраст?[/b]– Конечно, это одна из причин. Хотя на Западе есть люди, которым далеко за сорок, и они продолжают «рубить» бескомпромиссный, по крайней мере, по внешней форме, рок-н-ролл. Тот же Игги Поп, которого я очень люблю. Но он, как и другие импортные музыканты, зарабатывает на продажах своих пластинок и может спокойно, к примеру, полгода не давать концертов. В отличие от меня, он находится в сложившейся системе шоу-бизнеса. Я же играю по 12–15 концертов в месяц. Могу позволить себе двухнедельный отпуск в середине лета и еще неделю отхватить от зимы, но не больше, иначе мне просто нечего будет жрать. Поэтому я должен элементарно рассчитывать свои силы, а то можно не выдержать этот марафон.[b]– Получается, что в выборе «играть или не играть рок-н-ролл» решающим фактором становится физическая форма?[/b]– В том числе. Хотя есть еще и внутренняя сторона дела, которая тоже меняется с возрастом. Прежде всего это взаимоотношение между тобой и окружающей действительностью. В молодости человек обязательно проходит через некую революционную стадию. А после сорока лет с ним происходит трансформация, довольно не заметная для него самого, когда он вдруг пересматривает многие моменты своего развития. Пойми, я вовсе не отказываюсь от «ва-банковского» «рубилова», мне очень нравится наш «хардкоровый» период. Но я уже тогда хотел для себя длинной творческой жизни. И всегда понимал, что я не могу быть до конца жизни парнем с порванной рубахой на груди, скачущим по сцене. Я уже тогда задумывался о некоем более универсальном языке в музыке. Я хочу что-то сказать людям – а нужно ли для этого орать? Или можно что-то сказать тише? Не будет ли эффект таким же?[b]– Но ведь не будет![/b]– А вот я до конца не нашел ответа на этот вопрос. Как раз сейчас я в поиске. Но я уже не «рубильщик», далеко не «рубильщик»…[b]– Раньше в своих песнях вы часто реагировали на события, происходящие в стране. Значит, вы считали, что можете своим «криком» что-то изменить?[/b]– Бесспорно, считал.[b]– А что же сейчас? Вы разочаровались в людях?[/b]– Не то чтобы разочаровался, хотя сейчас я понимаю: музыкой действительно мало что у нас можно изменить. Главное другое: сейчас у меня совершенно иная система нравственно-творческих координат. Начиная с определенного возраста, в тебя вселяются некие скептические интонации. Наверняка это зависит и от страны, в которой мы живем. Как-то странно получается: что бы в ней хорошего ни делалось – все в результате идет наперекосяк. Тут почему-то все время так – кто бы за что ни бился, с какими бы благими намерениями ни подходил бы к вопросу… Однако в отличие от многих других музыкантов, я все-таки сделал кое-что на общественном поле.[b]– Вы имеете в виду ваш фестиваль «Учитесь плавать», с которого стартовали многие альтернативные музыканты?[/b]– Не только. «Ва-БанкЪ» привез сюда хардкор, в середине 80-х – самую актуальную музыку в Европе. Другое дело, что она изначально не для нашей страны. Это не массовая культура, это не гармонь и не паясничество. Мы попытались перевернуть сознание людей, и пусть только отчасти, но нам это удалось. А большинство рок-музыкантов даже не попробовали что-либо изменить. Они с самого начала играли, по сути, в КСП, называя это почему-то рок-н-роллом. Возьми три аккорда – и ты сыграешь любое произведение практически любого нашего исполнителя.[b]– Почему же сейчас вы не занимаетесь чужим сознанием?[/b]– Опять же, на каком-то этапе жизни начинаешь думать не о коллективном изменении чего-либо, а об индивидуальном изменении своих отрицательных черт. И здесь уже каждый начинает решать за себя, чего ему с собой делать. Кто-то уходит в религию, кто-то – в атеизм, кто-то вообще уходит из музыки, а кто-то уходит даже из жизни. Лично мне интереснее оставаться в искусстве. Мой личный рецепт сохранения самого себя – это из протестующего рок-н-ролла уйти в рок-н-ролл, скажем так, философский… А может, и вообще не в рок-н-ролл. Что делать в ситуации, когда все рушится в тартарары? Брать в руки оружие? Уезжать из страны? Лично я уезжаю в себя. Я внутренний эмигрант. Однако я все-таки рассчитываю на определенное количество людей, которые мучаются теми же проблемами, что и я. Именно для них я и выношу часть своих переживаний.[b]– А какие переживания вылились в ваш новый альбом «Денди Диана»? Мне показалось, что я прослушал двенадцать успокоительных песен, мало настраивающих на волну сопереживания. Или я не прав?[/b]– Так я и хочу сказать, что переживания – это не обязательно протест и крик. «Денди Диана» – это попытка сформулировать на музыкальном языке то, как в нынешних условиях остаться уважающим себя мужчиной. Кто может сказать, что он выдержал всю ту несправедливость, бездуховность, пошлятину, и мало того что выдержал, но остался человеком, прорывающимся вперед, который все равно не хочет мириться с существующими порядками? Этот ответ я и искал в процессе работы над альбомом. Отсюда и его название: я понял, что этот мужчина – денди. Денди – это некий сложившийся идеальный образ. Сейчас нам может быть трудновато дать точное определение «дендизма» – все-таки это понятие было сформулировано в XIX веке. А я попытался понять «дендизм» сегодня.[b]– И каковы, по-вашему, критерии современного денди?[/b]– В первую очередь – независимость. В суждениях, в поступках… При этом финансовую независимость я не имею в виду. Настоящий мужчина – не накопитель. Копит женщина, а мужчина раздает. Что еще? Благородство. Настоящий денди не способен на неблагородный поступок. А также здравый эгоизм, абсолютное наплевательство на условности так называемого истеблишмента. Но при этом – возможность сосуществовать с ним, не нарушая его целостности.[b]– Удобная позиция. Называется «и нашим, и вашим»…[/b]– Да? Ну, тогда попробуй! В этой-то стране ([i]смеется[/i])! Это сложнейшая задача – быть здесь денди.[b]– Своему сыну Пете вы можете четко сказать: «Не стоит уезжать из этой страны»?[/b]– Не могу… Не уверен, что не надо уезжать. В то же время советовать уезжать отсюда просто не имею права. Это будет значить, что я покушаюсь на свободу его выбора. Я скорее советую всем поставить себя в такую ситуацию, когда ты можешь уехать в любой момент. Я всегда говорил это молодым музыкантам: нужно попробовать прорваться на Запад, хотя бы на клубный уровень. Попробовать выйти за пределы собственной кастрюли.[b]– Это возможно?[/b]– Безусловно. Только бухать надо меньше и больше работать. Я скажу это любому молодому человеку. Сколько тебе лет? Восемнадцать? Двадцать? Считай, что ты уже сложившийся музыкант! Потому что Джимми Пейдж в 19 лет записал великий первый «Led Zeppelin», и потому что ребятам из «Muse», приезжавшим к нам год назад, чуть больше двадцати! А чем они от наших-то отличаются?[b]– Думаю, изначальными условиями. На Западе для таких ребят создана атмосфера всеобщего благоприятствования.[/b]– Чепуха! Можно сетовать на что угодно – на финансовые условия, на климат, на кривые руки, но нельзя сетовать на то, что у тебя нет возможности тупо сидеть и пахать! Нет денег? Ну, уж извините! Никто никаких денег и не предлагал. Хочешь зарабатывать бабки – иди работать в банк. А хочешь заниматься творчеством – так паши как вол! И не ссылайся на то, что здесь фиговые условия. Гитару можно себе купить. И посмотреть на видео, как работают великие музыканты. А значит нынешнее поколение уже в лучших условиях, чем было наше. Поэтому не может быть никаких оправданий. Это то же самое, как я смотрю с Петькой на наш футбол. Вот играют наши с англичанами – и сразу видно, как наши еле бегают, какая у них одышка. И посмотри на англичан – подтянутые, крепкие, выносливые. Я говорю Петьке: «Знаешь, почему они так выглядят и так играют? Да потому что бухать надо меньше! Ты же спортсмен, а не бухарь! А если ты хочешь это соединить, вот тогда и получай то место в мировом футболе, которое ты имеешь!»[b]– Вернемся к условиям. Отрицать то, что альтернативной молодежи просто негде себя показать, вы не будете?[/b]– Сейчас информационное поле огромно! Любой человек, в каком бы Урюпинске он не находился, связан со всем миром через Интернет. А Интернет не так малоэффективен, как многие думают, надо только правильно им пользоваться. И потом настоящая личность, когда придет, никого и не спросит, нужно это кому-то или нет – ни одну радиостанцию, ни одну газету или фестиваль. Кого-нибудь уведомлял Курт Кобейн, когда возник из своего гаража? Да никого! Он просто возник – и порвал всех к чертям собачьим![b]– По вашему ощущению, есть перспективы, что в ближайшем будущем у нас тоже кто-нибудь «возникнет»?[/b]– Ой, не знаю… Большая часть моего общения с молодыми музыкантами производит на меня удручающее впечатление. Мне не нравится их настрой по отношению к себе. Ведь вроде все понимают, и нет никаких объективных причин для того, чтобы сейчас в нашей музыке не возникла стоящая молодая группа. И цветочки цветут, и машинки ездят, и люди ходят, и ночные клубы есть – а вот не возникает, и все тут![b]– Может быть, не возникает как раз потому, что все вышеперечисленное вами появилось в избытке?[/b]– В Америке тоже все это было – и такое же засилье пошлятины, и материальная истерия в обществе, и такой же развал рок-н-ролла, а Кобейн все равно пришел. Я убежден: наши музыканты не ездят на Запад только из-за их же лени и инертности мышления. Ведь наши молодые научные силы востребованы на Западе? Безусловно. А компьютерные? Еще как! Оказалось, и наше кино может быть конкурентоспособным, когда оно сделано на должном внутреннем уровне. Именно внутреннем – за внешним нам не стоит гоняться. Мы не сумеем сделать «Терминатор-2», но это и не нужно. Мы можем просто взять хороших актеров, крепкий сценарий, режиссера, который хочет чем-то настоящим поделиться с людьми, – и в итоге получаются «Кукушка» или «Возвращение», почему-то тут же становясь понятными и принятыми во всем мире. Значит, все-таки можно прорваться?